– Если только это не преувеличеніе, княжна, если вчерашнее движеніе ваше съ карточкой искренно и в?рно передаетъ ваши чувства къ этому челов?ку, то р?шимость ваша все-таки за него выйти – просто преступна!.. Мало этого! Извините меня: она безумна! Да?.. Казните меня, какъ вамъ угодно, но вы сами обратились ко мн? и я обязанъ сказать вамъ правду и говорю ее. Помилуйте! Ужъ не будемъ разсуждать о томъ, честно-ли это? Достойно-ли васъ, княжна? Им?ете-ли вы, наконецъ, право жертвовать не только собою, всей своей жизнью, но и счастіемъ этого, въ сущности ни въ чемъ предъ вами неповиннаго челов?ка?.. Мы оставимъ вс? эти вопросы, – вопросы капитальной важности, но бол?е отвлеченные, – въ сторон?. Поставимъ прямо и просто главный вопросъ; над?етесь-ли вы превозмочь свое отвращеніе къ нему, обв?нчавшись съ нимъ?

Они стояли у самыхъ перилъ. Она, облокотясь на нихъ, смотр?ла на б?лосн?жную п?ну, бившую изъ подъ колесъ, на подвижные узоры тончайшаго серебрянаго кружева, разстилавшагося далеко за ними. Онъ смотр?лъ только на нее, на ея н?жный профиль, озаренный луною, и воодушевлялся все горяч?й. Не слыша отв?та онъ повторилъ:

– Ув?рены-ли вы, что бракъ поможетъ вамъ примириться съ собственной участью? Полюбить челов?ка, за котораго вы р?шаетесь выйти, или хотя бы только терп?ливо нести обязанности его жены?

– Не… не знаю! – прошептала В?ра. Я буду… Я желала бы, чтобъ это было возможно.

– Вотъ видите! Вы хот?ли сказать, что будете къ этому стремиться? Стараться объ этомъ, – не такъ-ли?.. И тутъ, теперь ужъ, въ разговор? со мною, вы не съум?ли ни солгать, ни схитрить! Куда же вамъ брать на себя обязательство в?чнаго притворства и обмана?.. Н?тъ, княжна! Вы, слава Богу, не изъ т?хъ женщинъ, которымъ ложь и лицем?ріе возможны. Желать и стараться достигнуть счастія или хотя бы спокойствія посредствомъ в?чнаго притворства, вы можете, сколько хотите, – да и то лишь въ теоріи! Но достигнуть этого – никогда!.. И что-жъ тогда? Адъ или позоръ… Разрушеніе вс?хъ вашихъ надеждъ, вс?хъ разсчетовъ на будущее, на достиженіе хотя-бы матерьяльнаго благосостоянія посредствомъ этого самопожертвованія!

Они стояли у самыхъ перилъ.

Положимъ, что вы не захотите развода, скандала; что вы будете им?ть достаточно гордости, чтобъ заморить себя, терп?ливо снося свой крестъ. Но в?дь онъ тоже челов?къ! И в?роятно челов?къ далеко не совершенный… Что вамъ порукой въ его терп?ніи?.. Въ его охот? сносить положеніе далеко не лестное и не пріятное?.. Врядъ-ли онъ способенъ на такое великодушіе, которое многіе даже назовутъ иначе…

Какая-жъ и кому тогда польза отъ вашего самопожертвованія?..

– Какъ кому? А моему отцу!.. Если-бъ только я могла переломить себя, свыкнуться!.. Онъ былъ бы доволенъ и спокоенъ…

– Да, но свыкнуться вамъ невозможно, а потому… вы меня изумляете! Я понимаю, что батюшка вашъ такъ осл?пленъ богатствомъ Звенигородова, желаніемъ, чтобъ его милліоны достались вамъ, что онъ обманываетъ себя пріятной надеждой: стерпится де – слюбится, а перемелется – мука будетъ. Но в?дь вы сами-же уб?ждены, что этого быть не можетъ! Вы знаете, какъ ужасно обманулся бы вашъ отецъ и поплатился бы въ васъ за свою сл?поту. Зач?мъ-же вы его подвергаете такой ошибк?? Такому непоправимому преступленію и горю?.. Не ваша-ли обязанность вразумить его, сказавъ ему твердо всю правду?.. Вы не заблуждаетесь, какъ онъ – и на вашей обязанности лежитъ спасти его и себя!

– Да онъ не пов?ритъ мн?!.. Онъ знаетъ, что я не люблю, что я презираю этого челов?ка, а между т?мъ… Она захлебнулась, сдерживая волненіе.

Подъ вліяніемъ его прямыхъ, р?зкихъ р?чей, она начинала самой себ? представляться такимъ чудовищемъ корысти и нечестности, что ей казалось, что Арданинъ долженъ нав?рное, въ душ?, ее презирать.

– Что же – между т?мъ? – спросилъ онъ, напрасно выждавъ продолженія ея словъ. Между т?мъ князь продолжаетъ настаивать на своемъ несчастномъ заблужденіи? Вы это хот?ли сказать, не правда-ли?.. Но, княжна! В?дь онъ это д?лаетъ, думая, что дочь его такая-жъ безсердечная и пустая женщина, какъ сотни, какъ тысячи другихъ, которымъ только и нужно одно богатсгво!.. Потому что не воздаетъ вамъ должной справедливости, не сознавая, что вы не таковы! Что вы – исключеніе!

Голосъ его звучалъ такъ мягко, такъ горячо, такъ уб?жденно, когда онъ этими словами опровергалъ ея едва сознанныя опасенія, что вс? лучшія силы сердца дрогнули въ ней благодарной радостью и она, сама не усп?въ опомниться, протянула ему свою руку и кр?пко пожала его.

– Спасибо вамъ, Юрій Алекс?евичъ! – сказала она со слезами, блеснувшими въ поднятыхъ на него большихъ темныхъ глазахъ. Вы ц?ните меня не по заслугамъ, но этимъ вы открыли мн? глаза. Спасибо вамъ!.. Я теперь ясно вижу, что должна сд?лать. Онъ задержалъ ея руку въ своихъ на минуту и, самъ глубоко волнуясь, спросилъ ее:

– Вы скажете князю всю правду?.. Вы откажете Звенигородову?

– Да. Завтра-же! Мн? жаль отца… но пусть будетъ, что будетъ!.. А сознательнаго преступленія я не могу на себя взять.

– Будетъ лучше, ч?мъ вы думаете. Я уб?жденъ въ томъ!.. Правда и долгъ честно исполненный – сами въ себ? ужъ заключаютъ для честнаго челов?ка счастіе и награду.

– Дай Богъ! – вздохнула В?ра.

– Ей стало немножко грустно отъ предсказанія такого, – только такого счастія.

VII

Издали уже блистало новое сіянье, – сіянье всевозможныхъ увеселительныхъ огней. Это подходили къ Малому Фонтану.

Надъ пестрой береговой иллюминаціей, гор?ло, на гор?, громадное электрическое солнце, переливавшееся голубымъ и розовымъ св?томъ. Обливая море, зелень и берега, покрытые движущейся массой людей, этотъ перемежавшійся св?тъ придавалъ всей картин? истинно волшебный видъ… Только что они подошли, начался фейерверкъ.

Крутящіяся колеса, снопы и букеты разноцв?тныхъ шаровъ, зв?здъ и ракетъ, все отражалось въ мор?, сіяло въ немъ и повторялось двойной красотою. Но надъ вс?мъ этимъ земнымъ огнемъ, неизм?римо выше, ярче и величественн?е, сіяла небесная красавица, луна, заливая небо, море и землю такимъ брильянтовымъ св?томъ, предъ которымъ меркли вс? ухищренія людей.

Пока князь Ладомирскій со своимъ обществомъ любовался картиной съ верхней рубки, куда капитанъ парохода самъ попросилъ ихъ взойти, въ виду толкотни, которая должна была сейчасъ произойти на палуб?, стеченіе публики, возвращавшейся въ городъ, уже началось. И благо было имъ, что они пріютились на рубку? Посл? фейерверка народу на пристани то и д?ло прибавлялось, и едва наложили мостки, толпа заволновалась и начала неудержимо изливаться на маленькаго «Дядю». Сходни трещали подъ напоромъ. Послышались возгласы и ув?щанія распорядителей и начальства:

– Тише, тише!.. Куда сп?шите? Усп?ете. Не напирайте! Довольно!.. Н?тъ больше м?стъ!.. Вотъ идетъ другой пароходъ… Подождите!..

Но вс? уб?жденія оказывались тщетными, народъ валилъ съ берега, будто спасаясь отъ пожара.

– Это ужасно! Настоящее стадо барановъ! – разговаривали на рубк?.

– Да! Пароходъ значительно ос?лъ! – зам?тилъ Арданинъ.

– Капитанъ! Вы не боитесь, что пароходъ не снесетъ такого груза? – обратился Звенигородовъ къ капитану.

– Снесетъ-то снесетъ, положимъ, но они передавятъ другъ друга. Н?тъ возможности снять сходней при такомъ наплыв?.

И, перев?сившись за перила рубки, онъ началъ кричать матросамъ.

– Закрыть бортъ! Сымайте мостки!.. Не тутъ-то было! На пароходъ сходили не люди, а сплывала ц?льная масса, словно потокъ лавы.

Въ толп? раздавались крики, визгъ, см?хъ, плачъ д?тей и оханіе людей, которымъ наступали на ноги, давили ребра. Наконецъ раздалась р?шительная команда:

– Сц?пись!.. Никого не пускать!.. Сходни долой!

Была пора. Пароходъ кр?пко ос?лъ, а на палуб? не то что сид?ть – стоять было трудно. Народъ проникъ всюду: люки, л?стницы, борты – все было занято, отъ низу до верху. На вахт? даже рулевой подобралъ локти, моля только не заслонять ему компаса.